В Красном замке Висенья родилась и провела первые десять лет своей жизни, по нему она тосковала и блуждала по его коридорам в своих снах. Много лет подряд она знала, что однажды вернётся сюда, и выйдет замуж, и будет жить здесь снова — но лишь теперь слова, давным-давно заученные до потери смысла, внезапно обрели плоть. Всё происходило слишком быстро, и Висенья никак не могла до конца осознать реальность происходящего. Вот мать обнимает её так крепко, что Висенья пугается за дитя в её чреве, и говорит ей — ты ведь всегда хорошо ладила с Эймондом, правда? Да, пока Люк не выколол ему глаз, думает Висенья, но разве может она сказать это матери? Разве может она сказать — да, пока дочки принца Деймона не втянули моих братьев в драку? Да, пока нам не пришлось бежать из Королевской Гавани, потому что откуда-то вдруг, как по волшебству, появилось слово «бастарды», и эти шёпоты опустились на Красный замок, как пчелиный рой, проникая в каждую щель?
Разве могла Висенья сказать матери, обожаемой, идеальной, прекрасной, что-то подобное? Она и думала-то об этом с трудом.

Да, они хорошо ладили, когда играли в этих коридорах. У них было много свободного времени, когда драконоблюстители занимались с их братьями и Хелейной, учили их командам, которым будут повиноваться драконы, тренировали забираться на драконов, повелевать драконами, летать на драконах... да, у них было много свободного времени, горько-сладкого времени, которое они тратили на игры и мечты. Конечно же, мейстер давал уроки высокого валирийского и им тоже — как учтиво вести беседу и припомнить к случаю крылатое выражение мёртвой Республики; но как летать на драконе, мейстер их научить не мог...
Они ожесточённо зубрили грамматику, как будто глагольные времена могли сделать их всадниками. Читали драгоценные фолианты, повествующие об истории Валирии, о гордых людях, не знающих монарших клятв, о древних завоевателях, сами кости которых поглотил Рок, великих в верности и предательстве, играли в эти истории....
Здесь, в стенах Красного замка, воспоминания обрушились на Висенью так стремительно и остро, будто на неё вывернули ведро воды. От того, что замок и его обитатели больше не был прежними, всё происходящее ещё больше походило на сон. Висьенья даже не осознавала, как привыкала к глуши Драконьего камня, где так легко было забыть о том, что они беглецы. Там, на острове, кажется, не было ничего, кроме горячих камней, да дыма из недр драконьей горы, дыма, от которого слезились глаза и кружилась голова, да  драконьих крыльев в затуманенных небесах. Там царили мёртвые боги Старой Валирии, они жили в шорохе чешуи по камням, в головах и снах обитателей острова. На Драконьем камне Семеро ютились в крошечном замковой септе, и даже эти боги андалов несли в себе частицу Валирии, ведь их изваяли из валирийских кораблей.

Окинув первым взглядом новое убранство Красного замка, принц Деймон ядовито поинтересовался, успела ли уже Хайтауэрша переделать нужники в звёзды. Люк потрясённо засмеялся. Висенью, лишённую привилегии прибыть драконе, как Джейс и Люк, шатало от слабости: море штормило, и всю  дорогу она провела в каюте, зелёная от морской болезни, но даже в этом состоянии она заметила семиконечные звёзды, которые царили теперь над всем, и чопорные платья дам, неуловимо напоминающие робы септ, и запах ладана, разлитый по замку. Мама оглядывалась по сторонам, выглядя так, как себя чувствовала Висенья: как во сне.

Пока вымотанная до предела Висенья спала в своей старой спальне в твердыне Мейгора, дождливое утро превратилось в грозовой день — день её свадьбы. Мать пришла помочь одеть её к церемонии. Будь она всадницей, её волосы заплели бы, как драконий гребень, но... «твой дракон ещё в яйце, моя милая», говорила мать, а пока её чёрные волосы уложили красивыми волнами и переплели жемчужными нитями.

Стоило их семейству войти в септу, как храм окутала тишина, наполненная шёпотами. Они были в чёрном, в цветах дома Таргариен. Мать, прекрасная, молодая, хрупкая, несмотря на шестого ребёнка в её животе, и принц Деймон с его холодным взглядом. Джейс, копируя мать, старался выглядеть невозмутимым и собранным, но он не знал, за чем именно надо следить, и когда матушка замечала что-то примечательное, она переглядывалась с отчимом, не с ним. Люк походил на встрёпанного птенца с круглыми глазами, в которых, как в зекрале, отражалось всё, что он чувствовал. Сейчас Люк смотрел на сестру испуганно. Если бы Арракс был моим, я бы улетела, подумала Висенья. Она единственная из всей семьи была в белом, в серебряном платье, с жемчугом в волосах, в плаще глубокого сине-зелёного оттенка на плечах, и на нём жемчугами были вышиты морские коньки Веларионов. Свет мириадов свечей дрожал и дробился в её глазах, делал воздух дышащим и живым. Во мне кровь Старой Валирии, напомнила она себе, даже неуверенная, чьим именно голосом прозвучали эти слова в её голове — её собственным, материнским, голосом принца Деймона или ещё чьим-то. Я не доставлю никому удовольствия, показывая, как мне хочется сбежать или заплакав. Она переждала, пока непролитые слёзы высохнут на ресницах, полагаясь на руку Джейса на своём локте, показывающую ей путь, и лишь потом посмотрела наконец на своего суженного.

Эймонд вырос, вырос пугающе, неузнаваемо — и всё же она узнала в то же мгновение, как увидела, и чуть было не улыбнулась. Фантомная боль из прежней жизни, улыбка поднялась из глубины существа и исчезла, как лопнувший пузырёк воздух. Она почувствовала, как напрягся Джейс, явно до сих пор представлявший дядю таким, каким он его помнил. О нет, Эймонд не был незнакомцем, даже теперь — он был мальчиком, знакомым с рождения, и сейчас Висенья видела его сдержанную ярость. Очередной раскат грома встряхнул септу. Кажется, гроза бесновалась прямо над ними.

- Висенья из  дома Веларион, - сказал септон, и Висенья дрогнула, ощущая на себе непонятный, закрытый взгляд принцессы Рейнис. Её рука лежала на плече внучки. Бейла смотрела на Висенью из-под завесы серебряных валирийских волос с сочувствием и некоторым страхом. Висенья вспомнила, что Бейла называет Эймонда не иначе как одноглазым мудаком. Эймонд пугал их всех, как призрак убитого, подумала внезапно Висенья, пришедший отомстить убийцам. Люди ненавидят тех, кому они причинили зло — так говорилось в рассуждениях канувших в небытие валирийских философов. Их вольнодумство сильно отличалось от прямолинейной логики Семиконечной звезды, какой она представлялась Висенье.

Септон между тем перечислял Семерых. Эймонд стоял напротив неё, сжав рот, и смотрел мимо, поверх, куда угодно, заставляя чувствовать себя лишней. Вопреки логике, Висенья почувствовала острое желание коснуться его плеча... успокоить. Он кусал губы изнутри, как делал в десять лет, и в восемь, и в шесть — она помнила это, помнила бледных детей королевы, которых та тщетно пыталась держать подальше от Висеньи и её братьев, тех, с кем вместе они росли, учились, сбегали от обязанностей, отстаивали церемонии — всю солнечную безмятежность раннего детства. Сейчас всё кончится, осталось совсем чуть-чуть, мысленно сказала она ему, думая в то же время, как всё это неправильно, моя свадьба должна была быть совсем не такой... Сейчас всё кончится.

Как будто услышав её уговоры, принц шевельнулся. Миг — и септон сделал паузу, шёпоты умолкли. Лилово-синий сапфир в глазнице принца Эймонда ловил свет свечей, преломлял в гранях, мерцал и вздрагивал, как живой. Уродливый шрам рассекал щёку и лоб. Здоровый глаз и бездушный камень пульсировали злостью в унисон.

- Знает ли кто причину, делающую брак невозможным? - спросил септон, и ей показалось, что даже он слегка дрогнул.

Вот сейчас. Прямо сейчас ещё можно всё остановить. Можно отшатнуться и изобразить ужас. Можно сказать, что принц Эймонд ненавидит меня за то, что сделал ему мой брат. Все растерялись, и никто не знает, как реагировать.

Висенья не чувствовала ни отвращения, ни ужаса, ни гнева. Она была рада, что посмотрела в глаза жениху и увидела всё того же человека, которого знала всю жизнь. Она чувствовала спокойствие и уверенность среди грозящего разверзнуться под их ногами хаоса.

Висенья слегка улыбнулась Эймонду, и тёмные глаза её сейчас были спокойными и тёплыми.

- Вы прекрасны, принц, - сказала она негромко. - Я так рада увидеть вас вновь.